В феврале юбилей отмечает актер и режиссер, главный режиссер театра «Сфера» Александр Коршунов, продолжатель известной актерской династии – сын актрисы Екатерины Еланской, создавшей театр «Сфера», и звезды Малого театра Виктора Коршунова, внук легендарных мхатовцев Клавдии Еланской и Ильи Судакова.
- Александр Викторович, помните, как впервые оказались в театре?
- В буквальном смысле «дитём закулисья» я, в общем-то, не был, и не могу сказать: «Я вырос за кулисами Малого театра или МХАТа», но, конечно, с раннего детства вся атмосфера нашего дома была наполнена жизнью театра, разговорами о театре, ролями, которые репетировались, спектаклями, которые в то время ставились…
А в театр я впервые попал, когда нас в первом классе повели на спектакль «Два клена» в ТЮЗ. Это был первый спектакль, который я, как зритель увидел в театре, и он очень мне понравился и запомнился. До этого я был, по-моему, только в Малом театре на новогоднем празднике. И помню, мы шли с отцом по театру и какие-то люди то и дело восклицали: «Ого! Саша, какой большой! Витя, и на тебя похож и на Катю тоже». Это была елка в Малом театре. Это мое еще дошкольное, первое, наверное, впечатление, о театре…
Еще всплывает в памяти какой-то праздник, кажется папин день рождения. К нам пришло много народа, в основном актеры Малого театра. А мы с бабушкой, Клавдией Николаевной Еланской, - с Клавдюшей, как я ее называл - изолировались в отдельной комнате, а потом вдруг раскрылись двери, много людей вошли и говорят: «Где же он, Сашка-то? Покажите нам его!» А какой-то огромный человек меня хватает, поднимает к потолку и рассматривает, мне кажется, что это был актер Роман Филиппов…
- Вы называли бабушку – Клавдюшей?
- Да, Клавдию Николаевну все в доме звали Клавдюша. А Илью Яковлевича Судакова всегда все в доме звали Илюша. Мы жили все вместе, большой семьёй: мама, папа, Клавдюша, Илюша и наша замечательная домработница Марфа Ивановна Кононова (Марфуша), которая в нашем доме появилась даже раньше, чем в нем появился я. Я ее всю жизнь считал еще одной своей бабушкой, няней и вообще одним из самых родных людей. А потом у нас появилась Эсфирь Яковлевна Матюшина, которая ухаживала за дедом. Я его застал уже тогда, когда он был сильно болен, перенёс два инсульта. Но он был в абсолютно ясной памяти, даже писал, а потом диктовал книгу воспоминаний, но уже с трудом передвигался и с трудом разговаривал, поэтому нуждался в постоянном уходе и помощи. Так что у нас в доме жили еще две женщины - Марфуша и Эсфирь Яковлевна - очень разные, колоритные, чудесные типажи.
- Случалось, что актеры приходили к вам в дом порепетировать?
- К Клавдюше часто приходили ее две самые близкие подруги - замечательные актрисы Ольга Николаевна Андровская и Анастасия Платоновна Зуева. Тогда в бабушкиной комнате накрывали столик с чаем, и они сидели за столом и беседовали, а я, еще маленький мальчишка, вокруг крутился, мне ведь было все любопытно.
Приходили и папины студенты тоже, ведь он очень рано стал худруком курса, это был самой молодой худрук в Щепкинском училище, а, может быть, и в Москве. Ему был тогда 31 год всего, до этого он был преподавателем и работал в мастерской у Волкова, а потом он возглавил курс, на этом курсе учились Василий Бочкарев, Людмила Полякова, Сергей Еремеев. Этот курс бывал у нас в доме. А мама часто стала репетировать дома, уже потом, когда она занялась режиссурой, и когда работала в литературном театре ВТО, и когда создавала «Сферу». Поначалу она ведь была актрисой, причем очень хорошей, сперва она тоже служила в Малом театре, а затем перешла в Театр Маяковского к Охлопкову. А потом она поступила в ГИТИС к Марии Осиповне Кнебель в режиссерскую аспирантуру. Когда закончила, то занялась режиссурой, и вот тут, и позже, когда у нее уже возникла идея «Сферы», и шли творческие поиски в этом направлении, актеры часто приходили к нам домой и репетировали.
Еще запомнилось, как бабушка репетировала роль Меланьи в «Егоре Булычове», а мой папа ей помогал. Тогда у Клавдии Николаевны, был достаточно трудный момент в жизни, ее стали «выпроваживать» на пенсию, и в тот момент ей очень помог Борис Ливанов - он ее пригласил на роль в свой спектакль в «Егор Булычов и другие». Клавдюша очень волновалась, для нее эта роль была необычной, и она очень серьезно готовилась, а папа ей помогал, что-то советовал, подсказывал, вместе они проходили некоторые сцены.
А ещё Клавдюша часто и с удовольствием читала в концертах и перед этим обычно повторяла текст. Так что, порой, она усаживала меня рядом на диване и читала мне вслух Пушкина, Горького…
- Когда вы первый раз увидели своих близких на сцене?
- Я помню, что папу в роли я сначала увидел по телевизору в каком-то спектакле Малого театра. Я не знаю, сколько мне было лет, помню, это было на даче. Все знали, что покажут спектакль, все собрались к телевизору, и мне говорили: «Саша, смотри! Сейчас папу будут показывать!». У меня осталось какое-то смутное воспоминание, что папа идет по какой-то деревенской дороге, на гармошке играет, напевает что-то и закуривает, такой веселый, разухабистый парень. Но я, увидев его почему-то стал безумно рыдать. Помню, что мне почему-то было его безумно жалко. Я не могу объяснить этого ощущения, никто не мог понять, что со мной происходит. Причем папа-то был тоже вместе с нами на даче. Все пытались меня успокоить: «Что ты, Саша? Все же хорошо! Вот - папа, с ним все в порядке, ничего с ним не случилось, просто его показывают по телевизору!» А мне почему-то его было очень жалко, не могу объяснить почему. Вот такая была история, которую я очень хорошо помню. Так я первый раз увидел папу в актерской роли, а было это на телеэкране.
А в театре в спектаклях я его увидел, все-таки, когда был значительно старше. А маму в Малом театре я совсем не видел в ролях. Только по телевизору: в «Вассе Железновой», где она чудесно играет Людмилку и в «Пигмалионе» - Клара Эйнсфорд Хилл. Иной раз в «Сфере» бывало, что она выручала, когда кто-то болел, это я видел, но, главное, я видел как она эмоционально репетировала с актерами, как изумительно, ярко и необыкновенно точно показывала! Что касается кино, то был, к сожалению, единственный фильм, который снимала какая-то военная студия, «Сержант Фетисов», по-моему, он назывался, и там папа снимался в главной, а мама в небольшой роли. Я этот фильм видел.
Бабушку, Клавдюшу, я видел в нескольких ролях в МХАТе - в «Синей птице», где она играла бабушку, в советской пьесе «Чти отца своего», и в том самом спектакле «Егор Булычов», о котором я уже говорил. А папу я видел на сцене Малого театра много раз, но это было уже позже… В школьном возрасте - в «Горе от ума» и в «Отцах и детях», а когда стал студентом, в спектаклях «Царь Федор Иоаннович», «На всякого мудреца довольно простоты», «Вишневый сад»... Киноработы его видел все, начиная с Ивана Рыбакова. И «Первые радости», и «Необыкновенное лето», и «По тонкому льду», «Удар! Ещё удар!»…
- Кто из родных повлиял на ваш выбор профессии? Почему решили продолжить династию?
- Никто впрямую не влиял, но, наверное, повлияла вся атмосфера нашей семьи, и аура, в которой я рос и существовал. В последних классах школы я очень увлекался рисованием, это как-то так внезапно со мной случилось, помню, мы сидели на даче, я взял и решил нарисовать дедушку Илюшу, и получилось очень похоже. Все сказали: «Смотри, Сашка, как ты похоже нарисовал. Рисуй, раз у тебя получается!». И я одно время сильно этим увлекся, много читал о художниках, ходил по музеям и сам пробовал рисовать и акварелью, и маслом. Мама, видя мое увлечение, повела меня к замечательному художнику Юрию Ивановичу Пименову. Он повертел все мои рисунки, и они особенно его не поразили, один какой-то этюдик он вынул и сказал: «Вот это ничего. А вообще, чего вы сами-то хотите?» Помню, как я удивился, что он ко мне на «вы», как ко взрослому обратился. Я ответил: «Я думаю, может быть, в артисты, а может, в художники». Он говорит: «Ну, вы решите, это же серьезное дело, это - жизненный путь. Побродите по бульварам, погуляйте, подумайте и примите для себя решение». Мама спросила: «Может быть, Саше с кем-то позаниматься?», и он посоветовал одного своего друга-художника. И я стал ходить заниматься к прекрасному художнику Давиду Рубинштейну. Месяца три в конце 10-го класса ходил на уроки, нас было там четверо учеников: три девочки и я. Мы рисовали натюрморты, натуру, копировали рисунки мастеров, он нас учил, подсказывал, направлял, а в мае я ему объявил: «Знаете, я все-таки буду на актерский поступать, в театральный». Он даже как-то растерялся, расстроился и сказал, прощаясь: «Не бросайте рисование, если даже поступите на актерский, не бросайте!» Я какое-то время не бросал, а сейчас практически совсем забросил, очень редко случается, когда я что-то для себя рисую. Получилось, что актерский ген во мне пересилил художника, и я пошел пробоваться на актерское, а когда поступил, стал учиться и вникать в эту профессию, то «заразился» этим окончательно.
- Помните момент, когда вы уже пришли в Малый театр работать и стали играть вместе с отцом?
- Когда я учился, и мама, и папа бывали на всех моих экзаменах, и по мастерству, и по речи, и по танцу. Они всегда что-то мне советовали, я и сам в какие-то моменты к ним за советом обращался, и что-то мне папа подсказывал и показывал, а что-то - мама. Они без необходимости не вмешивались, это было достаточно скупо и лаконично, но всегда вовремя и очень точно, и если я даже поначалу отвечал: «я сам, я сам», то потом всегда чувствовал, как они были правы. Это бывало и в процессе учебы и потом, когда я работал в Новом драматическом театре.
А потом я стал работать с мамой, как с режиссером, когда она меня позвала на роль Летчика в спектакль «Маленький принц». Эта работа оказалась для меня очень важной, переломной. Столько тут мамой было мне открыто и по-человечески, и духовно, и профессионально, что я после этой работы засобирался уходить из Нового театра и стал думать, что мне надо как-то поменять свою жизнь, и сделать какой-то рывок. Тогда я вообще ушел «в никуда», не имея никакой реальной перспективы. А потом я пришел в Малый театр, и тогда мы с отцом впервые встретились на сцене. Первая моя роль в Малом театре – это был ввод в спектакль «На всякого мудреца довольно простоты», на роль Курчаева. Меня вводил сам Игорь Владимирович Ильинский, режиссер-постановщик этого спектакля, а папа там играл Глумова. Вот это, по существу, наверное, была первая наша встреча на сцене.
Отец был замечательным партнером, что-то мне по ходу дела тоже подсказывал, хотя всем руководил, естественно, Игорь Владимирович, который ко мне очень тепло отнесся, и я ему безумно за это благодарен. Ильинский потом ставил «Человек, который смеется» и позвал меня на главную роль - Гуинплена. Потом было восстановление спектакля «Вишневый сад», где отец играл Лопахина, а я - Петю Трофимова. Потом были «Волки и овцы» А. Островского, «Чайка» А. Чехова, где мы с отцом играли вместе, потом была моя постановка спектакля «Пучина», где отец играл. И был даже «Король Густав Васа» Стриндберга, в котором три поколения Коршуновых встретились: папа, я и мой сын, Степан, который был принят в Малый театр, когда заканчивал Щепкинское училище.
- А ваших детей можно назвать детьми закулисья?
- Наверное, в большей степени, чем меня! Наша старшая дочь Алёна росла в театре. Когда родился Стёпа, мы с женой, моей Олей работали в Новом драматическом театре и они там часто бывали. Степан очень любил ездить на гастроли. Вместе с Малым театром он побывал и в Киеве, и в Уфе, и в Барнауле, и в Новосибирске, и в Томске… Маленькая Клавдия была с нами на гастролях в Ставрополе.
И в нашу «Сферу» они все попали достаточно рано.
Помню, когда мы были в Сибири на гастролях Малого театра, Степану дали задание на лето – заниматься русским языком, и он стал переписывать от руки «Вишневый сад». Дед играл Лопахина, папа играл Петю Трофимова, а Степа писал абзац за абзацем реплики «Вишневого сада», так что свои будущие роли - Пети Трофимова и Лопахина он выучил, вероятно, еще тогда…