30 мая 2019
Окончив Ярославский театральный институт, актриса Татьяна Филатова пришла в театр «Сфера» и по сей день работает в нем. Ее первой крупной ролью стала Лолита в одноименном спектакле Екатерины Еланской, первой в России постановке скандального романа Набокова. Яркая, сильная и самобытная актриса играет на сцене самые разные роли: от целеустремленной Марьи Александровны в «Дядюшкином сне» до трепетной Раневской в «Вишневом саде» и взбалмошной мамы в спектакле для детей «Чудаки и зануды». Камера любит Татьяну Филатову, но только театр дает возможность по-настоящему оценить ее талант и поразительное обаяние.
– После спектакля «Дядюшкин сон» у меня осталось ощущение, что материнская любовь не только слепа, но и зла. И Марья Александровна просто не видит в своей дочери Зине человека.
– В чем-то вы правы. Действительно, материнская любовь иногда сильно вредит ребенку. По-моему, это болезнь нашего века: один человек живет рядом с другим и не замечает, что с ним происходит. Идет огромный поток информации, ты очень занят – все время решаешь какие-то проблемы, кажется, что ребенок еще маленький, даже если ему 15, 17 или 20 лет. И перестаешь замечать его настроение, не думаешь, чего он хочет, и все время ему что-то навязываешь… В этом смысле поведение Марьи Александровны очень современно: она не хочет замечать, что происходит с Зиной. И поскольку сама не востребована как женщина, с помощью замужества дочери пытается вырваться из провинциального городка Мордасова. Так сложилась ее жизнь: муж проиграл кучу денег и Марье Александровне пришлось отдавать долги, экономить, выкручиваться. В общем, самой всем заниматься, как многим женщинам сейчас.
– Да, женщины сейчас сами зарабатывают на жизнь, принимают решения, несут ответственность. Думаете, это правильно?
– По-моему, неправильно, что мужчины стали такими инфантильными, взвалив на женщин весь груз ответственности. Во многом это связано с историей нашей страны: мужчины погибали на войне, женщины все брали на себя, их дочери, повзрослев, поступали так же… Надеюсь, что со временем ситуация изменится. Я стараюсь воспитывать своих сыновей иначе. Они сами принимают решения, кем быть, сами поступают в институты, я никогда на них не давлю. Хотя это непросто: я по своей природе такая «сумасшедшая мама».
– А бывает, что какие-то интонации, жесты из роли переходят в жизнь?
– Так сразу не скажешь… Сейчас, когда я дома начинаю что-то возбужденно говорить или кого-то ругать, сын меня останавливает: «Не надо мне этой мордасовщины».
–Первой вашей крупной ролью в театре «Сфера» стала Лолита. Вам сразу её предложили?
– Нет, сначала я играла только маленькие эпизоды. И, сыграв Лолиту, не стала ведущей актрисой театра. У Екатерины Ильиничны Еланской было строгое правило: если актер сыграл заглавную роль, в следующем спектакле у него будет только эпизод. Так было всегда.
–Уже перестав играть Лолиту, вы через какое-то время вернулись в спектакль в роли её матери - Шарлотты Гейз. Психологически это было не трудно?
– Нет, не трудно. Наоборот, мне было приятно, что меня вернули в спектакль, который мне очень нравился. Я прекрасно понимала, что не могу играть Лолиту всю жизнь. И была рада вернуться в этот спектакль уже в другой роли. По-моему, Шарлота в душе – тоже маленькая девочка.
–Многие знаменитые актеры стремились работать с Екатериной Еланской. В спектакле «Нездешний вечер» до сих пор играет Евгения Симонова, Валерий Баринов. Что она давала актерам?
– Екатерина Ильинична очень многое во мне открыла и изменила. Она умела освободить актера от всей внешней шелухи и вытаскивала тебя настоящего, какой ты есть на самом деле. И это было гениально! Было немало репетиций, когда она подходила и тихонько говорила два слова – и ты вдруг понимал, как нужно играть. И как-то постепенно-постепенно, сцена за сценой как будто бы сам доходил до своей роли. Было ощущение, что ты сам ее сделал. И что ты на сцене – естественный, как в жизни, и внутренне свободный.
–Трудно играть в сферическом пространстве, когда зрители сидят буквально в метре от тебя, как, например, в спектакле «В лесах и на горах»?
– Поначалу мне было сложно привыкнуть играть в таком пространстве. Тут не за что спрятаться: зрители окружают тебя со всех сторон, и ты остаешься с ними один на один, видишь их глаза, слышишь их дыхание. Все-таки на привычной всем портальной сцене играть чуть-чуть легче.
–«Кабала святош» Александра Коршунова, где вы играете актрису Мадлену Бежар, - спектакль о театре, которому служат, ради которого идут на жертвы.
– Да, «Кабала святош» – спектакль о театре. Но театр, о котором написал в ней Булгаков и о котором рассказываем мы, – это модель жизни. И наша «Кабала святош» – это еще и история о том, как люди выживают при диктатуре, под давлением государства.
–Есть легенда, что жена Мольера Арманда Бежар была дочерью его и Мадлены. Думаете, это правда?
– Я решила, что Арманда – дочь Мольера. Мне кажется, что так страшнее. Иначе Мадлена не воспринимала бы их брак как трагедию и не пошла бы к священнику для исповеди и покаяния. Кстати, в одном из булгаковских вариантов «Кабалы святош» было написано, что Арманда – дочь Мольера.
–Но почему Мадлена ничего не сказала Мольеру?
– Она уже не может ему этого сказать. Двадцать лет назад они любили друг друга и были на равных: оба были талантливыми молодыми актерами. Но они давно расстались, Мольер руководит труппой, и между ними огромная дистанция. Да он просто ей не поверит: решит, что Мадлена придумала это из ревности. Ведь она, узнав о предстоящей свадьбе, заявила, что уходит из театра. А позже священники вытянули из нее правду. В 1930-е годы, когда Булгаков писал эту пьесу, Мадлену вообще могли убить: узнали правду – и убрали человека.
–Спектакль «Вишневый сад» в «Сфере», где вы играете Раневскую, поразил меня. В пьесе, которую знаешь почти наизусть, вдруг открылись какие-то новые смыслы.
– Мне очень сложно говорить об этом спектакле, потому что тяжело играть ощущение от потери, чьей-то смерти. Человек, который в жизни может со многим справиться, в этой ситуации уже не может ничего поделать! Знаете, мой 17-летний сын посмотрел этот спектакль и потом ждал, когда я соберусь. Я нашла его в зале: он ходил с бешеными глазами и спросил меня: «Мама, почему мы всю жизнь рубим сад?!» Это было так точно, что у меня просто перехватило дыхание! Мы всю жизнь рубим сад, который нам дан.
–Вы довольно много снимаетесь в фильмах и сериалах. Чем интересна для вас работа в кино?
– Работа в кино расширяет рамки моей профессии. Это встреча с новыми партнерами, с режиссерами, у которых совсем другие требования. В театре можно долго репетировать, постепенно входить в роль и даже после премьеры что-то в ней изменить. В кино совсем другой ритм: нужно мгновенно собраться, чтобы за несколько минут сыграть трагедию или комедию. Для меня это очень интересный опыт. И полезный для работы в театре: нужно уметь быстро реагировать.
–Есть роль, которую вы мечтаете сыграть?
– Таких ролей миллион! Мне нравится играть большие роли и маленькие, классику, современную драматургию и сказки для детей. Ведь каждая роль – это маленькая жизнь. Актер выходит на сцену одним человеком, а уходит с нее совершенно другим. И за два-три часа спектакля зрители должны увидеть, как этот человек меняется. Это мне больше всего нравится в театре. И, когда я смотрю спектакль как зритель и вижу, что это происходит, я просто в восторге.
Ольга Романцова, «Театральная афиша столицы».
– После спектакля «Дядюшкин сон» у меня осталось ощущение, что материнская любовь не только слепа, но и зла. И Марья Александровна просто не видит в своей дочери Зине человека.
– В чем-то вы правы. Действительно, материнская любовь иногда сильно вредит ребенку. По-моему, это болезнь нашего века: один человек живет рядом с другим и не замечает, что с ним происходит. Идет огромный поток информации, ты очень занят – все время решаешь какие-то проблемы, кажется, что ребенок еще маленький, даже если ему 15, 17 или 20 лет. И перестаешь замечать его настроение, не думаешь, чего он хочет, и все время ему что-то навязываешь… В этом смысле поведение Марьи Александровны очень современно: она не хочет замечать, что происходит с Зиной. И поскольку сама не востребована как женщина, с помощью замужества дочери пытается вырваться из провинциального городка Мордасова. Так сложилась ее жизнь: муж проиграл кучу денег и Марье Александровне пришлось отдавать долги, экономить, выкручиваться. В общем, самой всем заниматься, как многим женщинам сейчас.
– Да, женщины сейчас сами зарабатывают на жизнь, принимают решения, несут ответственность. Думаете, это правильно?
– По-моему, неправильно, что мужчины стали такими инфантильными, взвалив на женщин весь груз ответственности. Во многом это связано с историей нашей страны: мужчины погибали на войне, женщины все брали на себя, их дочери, повзрослев, поступали так же… Надеюсь, что со временем ситуация изменится. Я стараюсь воспитывать своих сыновей иначе. Они сами принимают решения, кем быть, сами поступают в институты, я никогда на них не давлю. Хотя это непросто: я по своей природе такая «сумасшедшая мама».
– А бывает, что какие-то интонации, жесты из роли переходят в жизнь?
– Так сразу не скажешь… Сейчас, когда я дома начинаю что-то возбужденно говорить или кого-то ругать, сын меня останавливает: «Не надо мне этой мордасовщины».
–Первой вашей крупной ролью в театре «Сфера» стала Лолита. Вам сразу её предложили?
– Нет, сначала я играла только маленькие эпизоды. И, сыграв Лолиту, не стала ведущей актрисой театра. У Екатерины Ильиничны Еланской было строгое правило: если актер сыграл заглавную роль, в следующем спектакле у него будет только эпизод. Так было всегда.
–Уже перестав играть Лолиту, вы через какое-то время вернулись в спектакль в роли её матери - Шарлотты Гейз. Психологически это было не трудно?
– Нет, не трудно. Наоборот, мне было приятно, что меня вернули в спектакль, который мне очень нравился. Я прекрасно понимала, что не могу играть Лолиту всю жизнь. И была рада вернуться в этот спектакль уже в другой роли. По-моему, Шарлота в душе – тоже маленькая девочка.
–Многие знаменитые актеры стремились работать с Екатериной Еланской. В спектакле «Нездешний вечер» до сих пор играет Евгения Симонова, Валерий Баринов. Что она давала актерам?
– Екатерина Ильинична очень многое во мне открыла и изменила. Она умела освободить актера от всей внешней шелухи и вытаскивала тебя настоящего, какой ты есть на самом деле. И это было гениально! Было немало репетиций, когда она подходила и тихонько говорила два слова – и ты вдруг понимал, как нужно играть. И как-то постепенно-постепенно, сцена за сценой как будто бы сам доходил до своей роли. Было ощущение, что ты сам ее сделал. И что ты на сцене – естественный, как в жизни, и внутренне свободный.
–Трудно играть в сферическом пространстве, когда зрители сидят буквально в метре от тебя, как, например, в спектакле «В лесах и на горах»?
– Поначалу мне было сложно привыкнуть играть в таком пространстве. Тут не за что спрятаться: зрители окружают тебя со всех сторон, и ты остаешься с ними один на один, видишь их глаза, слышишь их дыхание. Все-таки на привычной всем портальной сцене играть чуть-чуть легче.
–«Кабала святош» Александра Коршунова, где вы играете актрису Мадлену Бежар, - спектакль о театре, которому служат, ради которого идут на жертвы.
– Да, «Кабала святош» – спектакль о театре. Но театр, о котором написал в ней Булгаков и о котором рассказываем мы, – это модель жизни. И наша «Кабала святош» – это еще и история о том, как люди выживают при диктатуре, под давлением государства.
–Есть легенда, что жена Мольера Арманда Бежар была дочерью его и Мадлены. Думаете, это правда?
– Я решила, что Арманда – дочь Мольера. Мне кажется, что так страшнее. Иначе Мадлена не воспринимала бы их брак как трагедию и не пошла бы к священнику для исповеди и покаяния. Кстати, в одном из булгаковских вариантов «Кабалы святош» было написано, что Арманда – дочь Мольера.
–Но почему Мадлена ничего не сказала Мольеру?
– Она уже не может ему этого сказать. Двадцать лет назад они любили друг друга и были на равных: оба были талантливыми молодыми актерами. Но они давно расстались, Мольер руководит труппой, и между ними огромная дистанция. Да он просто ей не поверит: решит, что Мадлена придумала это из ревности. Ведь она, узнав о предстоящей свадьбе, заявила, что уходит из театра. А позже священники вытянули из нее правду. В 1930-е годы, когда Булгаков писал эту пьесу, Мадлену вообще могли убить: узнали правду – и убрали человека.
–Спектакль «Вишневый сад» в «Сфере», где вы играете Раневскую, поразил меня. В пьесе, которую знаешь почти наизусть, вдруг открылись какие-то новые смыслы.
– Мне очень сложно говорить об этом спектакле, потому что тяжело играть ощущение от потери, чьей-то смерти. Человек, который в жизни может со многим справиться, в этой ситуации уже не может ничего поделать! Знаете, мой 17-летний сын посмотрел этот спектакль и потом ждал, когда я соберусь. Я нашла его в зале: он ходил с бешеными глазами и спросил меня: «Мама, почему мы всю жизнь рубим сад?!» Это было так точно, что у меня просто перехватило дыхание! Мы всю жизнь рубим сад, который нам дан.
–Вы довольно много снимаетесь в фильмах и сериалах. Чем интересна для вас работа в кино?
– Работа в кино расширяет рамки моей профессии. Это встреча с новыми партнерами, с режиссерами, у которых совсем другие требования. В театре можно долго репетировать, постепенно входить в роль и даже после премьеры что-то в ней изменить. В кино совсем другой ритм: нужно мгновенно собраться, чтобы за несколько минут сыграть трагедию или комедию. Для меня это очень интересный опыт. И полезный для работы в театре: нужно уметь быстро реагировать.
–Есть роль, которую вы мечтаете сыграть?
– Таких ролей миллион! Мне нравится играть большие роли и маленькие, классику, современную драматургию и сказки для детей. Ведь каждая роль – это маленькая жизнь. Актер выходит на сцену одним человеком, а уходит с нее совершенно другим. И за два-три часа спектакля зрители должны увидеть, как этот человек меняется. Это мне больше всего нравится в театре. И, когда я смотрю спектакль как зритель и вижу, что это происходит, я просто в восторге.
Ольга Романцова, «Театральная афиша столицы».