13 ноября 2024
О спектакле «Дом Бернарды Альбы» Московского драматического театра «Сфера». Премьера 6 октября 2024
Когда не можешь совладать с огнем, легче всего повернуться к нему спиной.
Федерико-Гарсиа Лорка, «Дом Бернарды Альбы» (1936)
Мы говорим Лорка — подразумеваем «страсть». Мы говорим «страсть» и подразумеваем «свобода». Страсть и свобода в понимании Федерико-Гарсиа Лорки идут рука об руку. Их нельзя задушить, им бесполезно противостоять. Они сильнее смерти, дороже жизни. Но и цена высока. Иногда за право быть собой приходится отдавать жизнь.
Мрачный дом Бернарды Альбы наполнен женским страданием. Все естественные человеческие и женские проявления — под строжайшим запретом. Все подчинено деспотической власти матери, которая требует рабского подчинения от своих дочерей, полностью запрещая любые контакты с противоположным полом, любое кокетство. Если ей не нравится потенциальный жених, она расстраивает свидание. Ситуация усугубляется со смертью второго супруга, требующей восьмилетнего траура, который надлежит соблюдать самым строжайшим образом: и в одежде, и в поведении.
Дочери доведены до крайности. Им запрещено любое движение души, самый слабый намек на личную волю. Все контролируется, ослушавшуюся ждет строгая кара. В пьесе намеренно нет ни одного мужского персонажа, что подчеркивает высокий уровень сексуального напряжения, которое всеми силами подавляет в дочерях Бернарда. Свобода и страсть — то, чего не должно быть в ее доме. Ни под каким видом.
Бернарда — тиран вдвойне: она лишает дочерей личной свободы и естественных женских проявлений. Лорка отразил в своей последней пьесе давящее ощущение страшного существования, когда нельзя ничего. То, что пьеса писалась, когда «в воздухе пахло грозой», отражено в чудовищной атмосфере постоянной слежки сестер друг за другом, служанки — за сестрами и постоянного давления, в котором дочери задыхаются.
Каждая из дочерей страстно желает покинуть дом-тюрьму. Мечтает о мужчине, о детях. Но находясь под спудом общественной морали и «приличий», заранее осуждает те же самые естественные желания, которые в тайне лелеет. Привычка жить двойной жизнью, которую выработала в дочерях мать, разрушает их, унижает женское и человеческое достоинство, убивает нравственное начало. Дочери Бернарды — словно натянутые струны неосуществленных желаний, которые они вынуждены подавлять все больше и больше.
Тема натянутой струны очень тонко передана сценографией, где решетки на окнах обозначены тугими канатами. Кто-то путается в них, кто-то рыдает, кто-то перебирает их, точно струны — одним словом, аналогия чудовищного подавления сокровенного в себе, выхолащивающая человеческое в человеке выражена очень удачно.
Но подавление не может продолжаться вечно: в жилах испанских девушек течет кровь, не вода. В доме зреет беда, о чем пытается предупредить старая служанка, но все бесполезно. Бернарда упивается своей властью и даже не подозревает, что в духоте ее дома вот-вот разразится гроза. Даже не желает подозревать. Впрочем, сердце Альбы настолько пусто, что даже трагическая развязка не может выбить ее из колеи. Она привыкла смотреть смерти в глаза, обходясь без слез и требуя того же от дочерей, ведь смерти в ней больше, чем жизни.
Огромную роль в спектакле играет хореография. Вся подавляемая страсть, все задушенные желания оживают в танцах, огненных испанских танцах, которые говорят больше, чем разрешают себе сестры (хореограф-постановщик Петр Казьмирук). Подавленная женственность, неудовлетворенная сексуальность переданы ритмом, светом, страстным движением, куда выливается все то, что давит Бернарда и не могут себе позволить ее дочери. Танец разрешает сказать телу то, о чем его заставляют молчать.
Надрывная атмосфера медленного убийства всего естественного и настоящего передана с подкупающей ясностью понимания, что такого быть не должно. В финале режиссер Иван Рубцов пытается дать некий луч надежды и матери, и дочерям. У Лорки все безотрадно. Никакой надежды. Никакого прорыва. Могила, заживо погребающая молодость и красоту. Во имя пресловутого долга и общественных приличий. Или во имя власти одного человека над другими, с которой он ни за что не расстанется.
Мария Московская, "Московская беседка"